Неточные совпадения
Столь раннее появление этой северной гостьи можно объяснить тем, что в горах Зауссурийского
края после
лесных пожаров выросло много березняков, где она и находит для себя обильный корм.
Край начал утрачивать свою оригинальность и претерпевать то превращение, которое неизбежно несет за собой цивилизация. Изменения произошли главным образом в южной части страны и в низовьях правых притоков реки Уссури, горная же область Сихотэ-Алинь к северу от 45° широты и поныне осталась такой же
лесной пустыней, как и во времена Будищева и Венюкова (1857–1869).
Сидя на
краю постели в одной рубахе, вся осыпанная черными волосами, огромная и лохматая, она была похожа на медведицу, которую недавно приводил на двор бородатый,
лесной мужик из Сергача. Крестя снежно-белую, чистую грудь, она тихонько смеется, колышется вся...
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром — пылью ледяной
Выходит из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А в краткие жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… Страшный
край! Оттуда прочь
Бежит и зверь
лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…
Теперь въезд в помещичий лес крестьянам возбранен,
лесной промысел пал, и, конечно, надолго остался бы лес мертвым капиталом и для помещиков, и для
края, если б на выручку не подоспели железные дороги, которые значительно приблизили пункты сбыта.
Когда Рогдай неукротимый,
Глухим предчувствием томимый,
Оставя спутников своих,
Пустился в
край уединенный
И ехал меж пустынь
лесных,
В глубоку думу погруженный, —
Злой дух тревожил и смущал
Его тоскующую душу,
И витязь пасмурный шептал:
«Убью!.. преграды все разрушу…
Руслан! узнаешь ты меня…
Теперь-то девица поплачет…»
И вдруг, поворотив коня,
Во весь опор назад он скачет.
Картина нового прииска представляла самый оживленный
лесной уголок:
лесная гуща точно расступилась, образовав неправильную площадь, поднимавшуюся от Смородинки на увал; только что срубленные и сложенные в костры деревья образовали по
краям что-то вроде той засеки, какая устраивалась в прежние времена на усторожливых местечках на случай нечаянного неприятельского нападения; новенькая контора точно грелась на самом угоре; рядом с ней выросли амбары и людская, где жили кучера и прислуга.
И сам, прирублен саблею каленой,
В чужом
краю, среди кровавых трав,
Кипучей кровью в битве обагренный,
Упал на щит червленый, простонав:
«Твою дружину, княже. приодели
Лишь птичьи крылья у степных дорог,
И полизали кровь на юном теле
Лесные звери, выйдя из берлог».
Край темной тучи выдвинулся из-за густых вершин над
лесною поляной; ветви замыкавших поляну сосен закачались под дуновением ветра, и
лесной шум пронесся глубоким усилившимся аккордом. Дед поднял голову и прислушался.
То, что вчера еще было зеленым, сегодня от
краю золотится, желтеет все прозрачнее и легче; то, что было золотым вчера, сегодня густо багровеет; все так же как будто много листьев, но уже шуршит под ногою, и
лесные дали прозрачно видятся; и громко стучит дятел, далеко, за версту слышен его рабочий дробный постук.
Если есть знакомые помещики, то они в церкви, а прошмыгнув по
краю ярмарки, мы тотчас пронесемся через бугор и проселок и скатимся в Дюков
лесной верх, где до самого дома будем скрыты от нескромных взоров.
Население Пятачковой дачи, за исключением двух-трех
лесных кордонов, жалось по
краям, и только несколько починков и деревушек рассажалось по течению Ключевой и обоих Сулатов.
Каков поп, таков и приход. Попы хлыновцы знать не хотели Москвы с ее митрополитом, их духовные чада — знать не хотели царских воевод, уклонялись от платежа податей, управлялись выборными, судили самосудом, московским законам не подчинялись. Чуть являлся на
краю леса посланец от воеводы или патриарший десятильник, они покидали дома и уходили в
лесные трущобы, где не сыскали б их ни сам воевода, ни сам патриарх.
«Жили в лесу, молились пенью, венчались вкруг ели, а черти им пели» — так говаривали московские люди про
лесных обитателей Заволжского
края…
Он сказал, что в это время года изюбры спускаются с гор к рекам, чтобы полакомиться особой травой, которая растет в воде по
краям тихих
лесных проток.
Прошло шестнадцать лет. Королевич вырос и стал королем. Ах, что это был за король! Красивее его не было юноши во всей стране. Вы видели
лесную незабудку на
краю болота? Ну вот, такие точно две голубые прекрасные незабудки были глаза короля.
Не одно это его тешило. Сидит он среди помещичьей семьи, с гонором, — он — мужичий подкидыш, разночинец, которого Павла Захаровна наверное зовет „кошатником“ и „хамом“… Нет! от них следует отбирать вотчины людям, как он, у кого есть любовь к родному
краю, к
лесным угодьям, к кормилице реке. Не собственной мошной он силен, не ею он величается, а добился всего этого головой и волей, надзором за собственной совестью.
Его отклонило в сторону заветной мечты; наложить руку на
лесные угодья, там, в костромских
краях. Ему вспомнилась тотчас же усадьба с парком, сходящим к Волге, на которую он глядел несколько часов жадными глазами с колокольни села, куда отец возил его.
Тетки и отец считают себя древнего рода, самого коренного в этом
лесном медвежьем
крае.
В комнате Марфы Захаровны угощение шло обычным порядком. К обеду покупщик не приехал, а обед был заказан особенный. Иван Захарыч и Павла Захаровна волновались. Неспокойно себя чувствовал и Первач, и у всех явилось сомнение: не проехал ли Теркин прямо в город. Целый день в два приема осматривал он с своим „приказчиком“ дальний
край лесной дачи, утром уехали спозаранку и после завтрака тоже исчезли, не взяв с собою таксатора.
— Вашими бы устами, Василий Иваныч… Очень уж я прельщен этим парком. И вам он, кажется, больно по душе пришелся. Положение его вместе с усадьбой — такое для
лесной местности, что другого такого и не найдешь, пожалуй, во всем приволжском
крае.
По
краям просек и под их ногами, и вокруг елей, по густой траве краснели шапочки клевера, мигала куриная слепота, выглядывали венчики мелких
лесных маргариток, и белели лепестки обильной земляники… Чуть приметными крапинками, точно притаившись, мелькали ягоды; тонкое благоухание подползало снизу, и слабый, только что поднявшийся ветерок смешивал его с более крепким смолистым запахом хвои.
Охоту больше на красного зверя князь Заборовский любил. Обложили медведя — готов на
край света скакать. Леса были большие, лесничих в помине еще не было, оттого не бывало и порубок; в
лесной гущине всякого зверя много водилось. Редкую зиму двух десятков медведей не поднимали.
Дорога шла сначала по
краю леса, потом по широкой
лесной просеке; мелькали и старые сосны, и молодой березняк, и высокие молодые, корявые дубы, одиноко стоявшие на полянах, где недавно срубили лес, но скоро всё смешалось в воздухе, в облаках снега; кучер говорил, что он видит лес, следователю же не было видно ничего, кроме пристяжной. Ветер дул в спину.